Все ошарашенно молчали, а Джули обводила каждого торжествующим взглядом.
И вновь заговорил Бутч:
– Джули высказала то, что чувствует каждый из присутствующих, так что же мы предпримем?
Все продолжали озадаченно молчать, но чуть погодя раздался голос Овы, у которой имелись кое-какие соображения:
– Знаете, о ком у меня просто изболелась душа? Об этой малышке, о несчастной девочке. Они заколдовали ее и теперь воспитывают на свой манер.
– Ова права! – крикнула Джули. – Вот что я вам скажу: отобрать малышку у этих ведьм, мы сами можем воспитать ее. В течение всей ее жизни мы должны будем бороться с дьяволом, угнездившимся в ее душе, но это наша обязанность.
– М-м-м… – пробормотал Бутч. – Наши женщины правы. К еще нам надо решить, что с ними делать – с этим парнем и бабами.
Его маленькие глазки блеснули. Он бы по-своему расправился с той «бабой», что помоложе.
– Линна, присядь рядом со мной.
– Девон, у меня полно дел.
– Ну а если я скажу, что у меня сильно разболелась спина и, как мне кажется, ты могла бы облегчить боль?
Линнет опустила свое вязанье на колени.
– Правда разболелась? Ты уверен, что я сумею тебе помочь?
– Боже! Я уже и забыл, как это бывает – когда ничего не болит. Ну конечно, ты сумеешь мне помочь.
Они были одни, и хотя Линнет понимала, что он просто хитрит, все-таки пересела к нему на постель и стала осматривать раны, которые начинали заживать.
– Может быть, поешь чего-нибудь? Он закатил глаза.
– Пожалуйста, не говори мне больше о еде. Он что-то прошептал. Не расслышав, Линнет наклонилась к самому его рту. Девон тут же поцеловал ее в ухо, а когда она хотела отодвинуться, он быстро обвил одной рукой ее талию.
– Не оставляй меня, Линна, пожалуйста. Я тут кое о чем думал, и мне захотелось с тобой поговорить.
– О чем? – строго спросила она.
Он притянул ее ближе и зарылся лицом в ее шею, продолжая обнимать ее за талию, потом перекинул одну ногу через ее бедра. Она попыталась освободиться, но Девон, даже такой слабый, был сильнее ее.
– Я думал о той ночи, когда мы зачали Миранду.
Она изо всех сил старалась оттолкнуть его, но прекрасно понимала, что на самом деле не хочет, чтобы он ее отпустил.
– Линна, ты только слушай. Что может быть опасного в словах? Помнишь ту ночь, которую мы провели вместе? Нет-нет, не отодвигайся. Обещаю ничего не делать, только говорить… Разве я способен на что-нибудь с такими-то ожогами?
Она притихла под его рукой, уговаривая себя отодвинуться, но тело ее не желало подчиняться голосу разума.
– Знаешь, где бы мне хотелось оказаться? – прошептал он ей в самое ухо. – Мне хотелось бы оказаться на вершине горы, в маленькой лачужке, вместе с тобой. И пусть там будет припасено много дров и пищи. И знаешь, что бы я сделал первым делом?
Линнет не ответила.
– – Я сжег бы всю твою одежду, всю-всю! Я смотрел бы, как ты ходишь, любовался бы твоей кожей, тем, как ты быстро перескакиваешь с одного места на другое, вся такая нежная, гибкая… А потом, налюбовавшись тобой в течение многих часов, а может быть, и дней, я взял бы тебя на руки и положил бы на постель.
Девон взглянул на нее: ее веки были сомкнуты, мягкие теплые губы чуть приоткрылись, под ними поблескивали краешки ее небольших зубов.
– Я встал бы на колени перед твоими ногами и обнял бы их, эти крошечные ножки, и погладил бы каждую ложбинку между пальчиками. Я любовался бы цветом твоего тела, твоей кожей, такой белой и матовой в сравнении с моей, больше похожей на кору дуба или ореха. А ты похожа на сосенку – ведь ты такая нежная, не то что я… – Девон рассмеялся гортанным тихим смехом. – Я провел бы руками по твоим лодыжкам и икрам, икрам, которые я столько раз видел, когда ты пускалась бежать, подняв юбку и быстро выбрасывая одну ногу. Твои коленки и все твои крошечные косточки, все такое маленькое.., округлое, и бедра.., о да, твои бедра… Как бы мне хотелось коснуться их, любить их, они такие упругие и снаружи, и с внутренней стороны! Ты и внутри вся такая нежная.., как драгоценная шкатулочка, в которой находится что-то бесценное… Кончиками пальцев я погладил бы твои бедра… А мои большие пальцы? Что стали бы делать мои большие пальцы? Они погрузились бы в мягкий шелк твоих черных завитушек и стали бы ерошить их и ласкать. Я касался бы маленького отверстия внизу твоего живота, но к тому времени мой рот уже не в силах был бы ждать… Я прошелся бы своими зубами вдоль этой дырочки, пощипывая ее и касаясь ее языком… И тут я сжал бы твою талию так сильно, что мои руки сомкнулись бы, и ты открыла бы глаза. Они были бы цвета виски, которое торговцы привозили мне из Англии, – это цвет золота, только гораздо более глубокий, – и эти глаза смотрели бы только на меня, Линна, только для меня сияли бы они…
Девон провел зубами по ее шее.
– Я дотрагивался бы до твоих ребрышек, таких маленьких, как у птичек, а потом… м-м.., до твоих грудей… О их сладость! Я начал бы неспешно, совсем неспешно касаться только их пухленьких боков, и каждым пальцем провел бы по их спелой упругости, и медленно – настолько медленно, что заставил бы тебя вскрикнуть, – коснулся бы твоих розовых сосков… Линна… – шепнул он. – Линна…
Девон коснулся губами ее губ, очень нежно, однако Линнет, вцепившись обеими руками в его волосы, резко потянула Девона к себе, так что их рты оказались крепко прижатыми друг к другу. Они вкушали сладкую влагу, умирая от жажды, задыхаясь и захлебываясь.
Линнет подкатилась к нему совсем близко, они оба лежали теперь на боку; она, выгнувшись, крепко прижалась к нему всем телом и, ухватившись за его крепкие ягодицы, старалась придвинуть его к себе еще ближе, так что даже стало больно, настолько страстно ее тело желало его… Девон схватил ее одной рукой за волосы и резко запрокинул назад голову Линнет – вспышка их страсти походила на красно-оранжевое безумство…